- Экспедиция "Draufgänger -1" проводилась чуть раньше, с 28 по 30 апреля 1943г. Насколько сегодня можно судить, эти карательные акции имели перед собой разведывательные цели перед проведением масштабной карательной экспедиции "Котбус", длившейся с 15 мая по 21 июня 1943г, – рассказывает исторический контекст событий Дмитрий Бриштен, краевед, магистр культурологии - научный сотрудник Института истории НАН Беларуси. - В частности, в представлении на вознаграждение за участие в этих карательных экспедициях Отто Дирливангера - одного из самых одиозных злодеев Второй мировой войны (оберштурмбанфюрер СС-командир особого батальона СС "Дирлевангер"), сказано, что "Draufgänger 1 und 2" являются "частными акциями крупномасштабной операции Котбус".
По результатам этих акций СС и полиция получили информацию о том, где концентрировались крупные партизанские силы. В дальнейшем это позволило точнее определить задачи для немецких частей и подразделений, предназначенных для ликвидации Борисовско-Бегомльской партизанской зоны. Кстати, Draufgänger переводится с немецкого как "лихач", "сорвиголова", "головорез". В энциклопедии "Беларусь в Великой Отечественной войне" (Минск, 1990) название переведено некорректно и дано как "Смельчак 1 и 2" ("Draufgänger 1 und 2"). Кроме того сроки операции в энциклопедии указаны только в рамках апреля 1943г.
Те события сохранились в сухих строках научной литературы, документов. Но нельзя забывать, что история - это жизнь, которую прожили живые люди.
Приводим отрывок из книги "Через смерть и страдания" (в оригинале - "Праз смерць і пакуты") краеведа Вилейщины, писателя Алеся Раткевича, основанной на воспоминаниях многих свидетелей тех далеких событий. Книга подготовлена к изданию и скоро увидит свет на белорусском языке.
Огненные Борки
Из деревни Борки, что на Вилейщине, спаслись двое сельчан, а до конца войны дожила только одна жительница - Фаина Сергеевна Анасович (Кучко).
Она рассказала нам историю о тех трагических майских днях далекого сорок третьего. До войны в деревне Борки было 22 двора, там проживала сотня человек. В соседней Любче, до которой было с километр, - около 80 жителей. К востоку от деревни протекает речка Илья, по ней до 1939 года пролегала граница между Польшей и Советским Союзом.
До войны маленькая Фаня успела отучиться в первом классе в начальной школе, которая располагалась в здании бывшей польской заставы. Отец девочки умер, когда ей было два года, мать Ольга, родом из деревни Ковали, растила Фаню, братьев Костю и Леню да сестру Валю одна.
Воспоминания о войне
Деревню Борки и ее жителей фашистские каратели сожгли в мае 1943 года, через десять дней после Пасхи, на Радуницу. Фанни тогда шел двенадцатый год.
Время многое стерло из памяти Фаины Сергеевны. А вот тот страшный день оставил, будто бы специально. Чтобы сама помнила и всем людям рассказала о последних минутах из жизни Борак, которые так и не возродились после войны.
"Трудно мне говорить, - прикладывая руку к груди, провожает нас в комнату Фаина Сергеевна. - И без того постоянно душа болит, а как разбередишь старые раны, неделю ходишь сама не своя. Поэтому я, позвольте, сначала таблеток напьюсь, а после "пойдем" с вами в деревню. Кто знает, сколько мне жить осталось? Умру - уже никто не расскажет. Но давайте по порядку".
Работали на своей земле, имели хозяйство, с того и жили. Не скажешь, чтобы богато. Да, перебивались. Мать Фаины, Ольга, детей поднимала одна.
"Старшему моему брату на то время исполнилось 17 лет, – вспоминает женщина, – Он и был в доме за хозяина, так как отец умер рано, мне тогда было всего два годика. Малыши были и брат Леня, и сестра Валя. Все они вместе с мамой сгорели".
Борки считались партизанской деревней. Но народные мстители, по словам Фаины Анасович, здесь никогда не стояли. Правда, в доме ее дяди они сделали своеобразный пост и посадили там дежурного. Люди говорили, что это какой-то связист, так как у дома была поставлена высокая жердь с прикрепленной к ней антенной.
Первый раз в их деревне немцы появились в апреле 1943 года, за неделю до Пасхи. Приехали на лошадях, с полицаями, да такой переполох устроили, что после их отъезда может еще час перья над улицей летали. Хватали все, что попадалось под руки: кур, гусей, поросят. Выносили из кладовок сало, яйца, молоко. "Деточки, теперь и к нам придут", - шептала в отчаянии мать Фаины. Чужаки перерыли все шкафчики, забрали яйца, творог, подготовленные к празднику, да потянулись с пожитками к обозу.
Через какое-то время нагруженные добром повозки уехали из деревни в сторону Любчи, и люди вздохнули с облегчением. Мол, пусть хоть все забирают, главное, нас бы не трогали.
Не успели сельчане опомниться, как на улице показалась конница. Это партизаны, на подводах так двадцати, летели вдогонку немцам. Бой был такой, что в окнах тряслись стекла.
"Мать приказала нам ложиться на пол, – вспоминает Фаина Анасович. - Так и лежали рядком, пока не перестали стрелять".
Через минут пять после того как стрельба закончилась, на улице появились повозки. Это возвращались обратно партизаны с отбитым у немцев обозом, груженным людским добром и ранеными. Не останавливаясь в деревне Котовка, быстренько подались через речку, к месту своей дислокации в Глубочанах. Вечером только и разговоров было, что о той драке, в которой партизаны убили несколько полицаев и ранили немецкого офицера. Да вдобавок обоз с награбленным отбили.
"Не простят нам немцы, конец будет", - говорили мужчины.
И между тем ни один из них не знал, что делать. В партизанский отряд всей деревней не пойдешь, в лесу надолго не спрячешься. А весна тем временем брала свое. С каждым днем становилось теплее, начали распускаться на деревьях листья. И люди решили сеять. Днем работали на своих наделах, а вечером, собравшись у какого-нибудь дома, делились тревогами. Кто-то сказал, что нужно повыносить лучшее из вещей и спрятать. Ведь если немцы налетят, народ останется ни с чем.
"В понедельник, 3 мая, в часов десять, на дороге со стороны Любчи поднялась пыль. Оттуда на лошадях прискакали двое мужчин и сразу же стали собирать людей, - вспоминает Фаина Анасович. - Партизаны нам сказали, мол, Любчу и Борки будут жечь вместе с людьми. Бегите в Рогозино (деревня в Логойском районе примерно в 15 км от Борок). "А хотите - прячьтесь в лесу или идите в соседние деревни к родственникам, - предупреждали они людей. - Иначе всем будет конец.""
Трагедия
"Мать бегала по дому и не знала, что делать, – вспоминает Фаина Сергеевна. - В Борках был дом, кое-какое хозяйство, клочок засеянной земли.Да и не ожидал нас никто нигде. К кому было приютить голову. Война же на улице, каждый живет со своим горем.
Завались семьей из пяти душ к кому-нибудь, на сколько-то дней приютят, да скажут, чтобы домой собирались. Бедные мы были, безотцовщина. Даже лаптей, чтобы всех обуть, мать не имела".
Спать в ту ночь не ложились. На следующее утро, во вторник, мужчины решили выгнать в поле коров. Со стадом вышло 11 пастухов, в том числе трое детей, среди которых была и Фаня, у которой, кроме лаптей, ничего не было, а только, как она говорит, "какой-то балахончик". У одной женщины были часы. И вот в 9 утра послышались автоматные очереди. Пастухи залегли в траву, прячась от пуль. А через некоторое время над Любчей поднялся черный дым. Мужчины определили, что горит не вся деревня, а только одно какое-то здание.
А чуть позже, через минут двадцать, и над Борками начали подниматься клубы дыма. Вскоре со стороны Любчи прибежали на поле два человека, один босиком с обгоревшей рукой, ушами и одеждой, а другой в ботинках и невредим. Еще издали начали кричать: "Бегите, бегите!" Поравнявшись с пастухами и немного отдышавшись, объяснили, что случилось.
Выяснилось, что в Любче немцы созвали людей, говорили, что будут делать перекличку, но загнали всех мужчин в амбаре Станкевичей, заперли и подожгли. Но, выломав доски, троим удалось сбежать из горящего амбара. Только, к сожалению, одного из них догнала немецкая пуля уже на самой опушке.
Предупредив пастухов, беглецы от смерти подались за реку, в сторону деревни Глубочаны. Взрослые задумались: как же мы, мол, пойдем домой без коров? А семнадцатилетний Виктор Волчок сказал: "Я убегу в Червяки (ныне Соколовка), а вы тут сами смотрите скотину". Мужики на это ответили, мол, "иди, мы твоих коров смотреть не будем". Парень ушел и подался в партизаны, но, как стало известно позже, погиб. Именно в тот день, только он и маленькая Фаня избежали расправы фашистов. Через час на поле пришли трое: один полицай и двое в штатском и приказали гнать стадо домой. Гоня коровок в деревню, один из них сказал Фане: "Видимо, твой отец не в партизанах, раз ты в лаптях ходишь", на что девочка ответила: "Нет у меня отца..."
Когда пришли в Борки, увидели, что вся деревенская улица была заставлена подводами, гружеными награбленным людским добром. А возницами при них были знакомые мужики из соседних деревень, которых немцы наняли для такого дела. "А как ужасно мычали коровы! - говорит Фаина Сергеевна. - Не слушались и не шли к своим дворам. После вообще поразбегались”.
Местных жителей нигде не было видно - их к тому моменту уже загнали в сарай. Во дворе семьи Кучко были закопаны кое-какие вещи, одежда и посуда, но эта утварь была уже кем-то выкопана. Безусловно, не без помощи "доброжелателей".
В доме тоже все было перевернуто вверх дном, ложки да горшочки были разбросаны по полу. "Двое из пригнанных возниц, - говорит Фаня, - знали наш дом, так как спросили, моя ли мама - Олька из Ковалев. Я подтвердила. Один из них сказал, что мамы больше нет, но другой поправил: мол, жива, но ее согнали в Германию. Я ничего не понимала и только плакала. Тут подошел страшный немец с автоматом и полицай, спросили, где я была. Я ответила, что в поле. "Партизанка?"- спросил полицай. - "С нее партизан, как с тебя немец",- ответил за меня дядя-возница".
Вскоре эти мужчины начали думать, куда спрятать Фаню. Положить на воз (на нем уже лежали поросенок и две овцы)? Но фашисты могут увидеть, и тогда всем троим беды не миновать. В дом под печь? Тоже не выход. А за домом был сад, и как раз накануне этой трагедии Фанин старший брат, обрезая ветки, сложил их в углу сада, собираясь потом их сжечь. Один из мужчин раскопал в глубине этой горы веток некое подобие норы и сказал Фане, чтобы она туда забралась и сидела до тех пор, пока кто-нибудь не придет. В среду она увидела, как остатки награбленного добра сгрузили в бортовую машину и уехали, в деревне остались только пара полицаев. Фаня вернулась в дом, а на ночь снова перебралась в свою берлогу. В четверг утром каратели подожгли деревню - с одного конца и с середины. Дом семьи Кучко сгорел, а гумно - нет. Едкие дым и вонь разносились далеко вокруг. Никого не было видно и слышно.
Фаня вылезла из своего укрытия и пошла по бывшей деревенской улице. В одном сарае были четыре убитых пастуха, в другом - сожженные остальные жители деревни, своего дядю девочка нашла убитым на пороге его дома.
От деревни остались только три дома - они стояли под речкой на отшибе. В одной из них Фаня работала няней маленького Мишки - ее за это кормили. Зашла туда - по дому разбросанны игрушки, люк в подвал был открыт и никого не было. На столе стояли горшки с испорченным уже молоком и немного хлеба. Фаня, три дня ничего не евшая, отрезала кусочек хлеба и начала жевать. В этот момент к дому подъехала машина голубого цвета. Из нее вышли трое: два немецких офицера (один молодой, второй в годах) и с ними шофер, он же переводчик. Девочка хотела спрятаться в подвал, но испугалась мышей и стала за шкафом. Немцы зашли в дом и стали на пороге. Один из них что-то сказал с сильным польским акцентом, а водитель перевел: "Выходи, кто есть". "А я и сказать ничего не могу", - вспоминает Фаина Сергеевна.
Немец от порога дал автоматную очередь по шкафу и окошку, но Фаню чудом пули не задели. Шофер стал просить, мол, отдайте девочку мне, я бездетен, удочеру ее. Немцы ответили: "Если не ранили, отдадим".
- Ты одна здесь? - спросил шофер.
- Я никого не видела. Наш дом сгорел, а я была в поле.
После немец дал команду:
- Закрыть подвал.
- А я не подниму крышку, - ответила Фаня.
- А ты приподними ее, а я закрою.
Немцы боялись, что в подвале могут прятаться партизаны.
- Стань на крышку. Ты ранена?
- Не знаю.
- Только не вздумай убегать, - сказал шофер, взял за руку и вывел из комнаты. По бокам дверей стояли те два немца.
"Страх у меня пропал, - говорит Фаина Сергеевна. - Одежда на мне страшная: лапти, балахончик, платок какой-то."
Немец с акцентом приказал раздеться. Фаня разделась, а он и говорит: "Сорок пять лет прожил, а такого чуда не видел: целую обойму расстрелял, а ты цела", - и сказал, что больше стрелять не будет.
Немцы взяли какие-то тарелки и унесли в свою машину. Я шла рядом с шофером, а они позади нас. Я сходила к пепелищу своего дома, взяла там какую-то подстилку и вернулась. Пока ехали в Илью (тогда - центр района), немцы расспрашивали меня о семье, а водитель переводил. В Илье меня отдали в детский дом, а через день тетя Анна из села Безводное забрала к себе, оставив немцам расписку. Через месяц меня переправили к другой тетке, Екатерине Супранович, в деревню Рябунь. Тетя была строгая, так что я много работала, пасла коров. А в школу меня не пустили. В 1949 году пошла работать в колхоз, и три года работы пришлось записать на тетю.
"А после замуж вышла, детки родились. Троих мы с мужем - Михаила, Наталью, Татьяну - подняли на ноги, выучили. Внуков дождались. Ничего себе, живем. И каждый раз с благодарностью вспоминаю того шофера Гондаровича, который от смерти спас. Как впоследствии выяснилось, он был связным партизанского отряда "За Родину" бригады имени Фрунзе. К большому сожалению, его после фашисты расстреляли".
В Борках на деревенском погосте Фаина Сергеевна побывала впервые только лет через 15 после окончания войны. Когда силами колхозников на месте сарая, где были сожжены ее односельчане, был установлен семиметровый памятник, а на мраморной плите были выбиты фамилии и имена погибших борковчан. Напоследок, провожая нас с подворья, Фаина Сергеевна попросила, что если не удастся нам отремонтировать памятник и построить к нему дорогу, то хотя бы помнили о тех, кто там похоронен, и в каких муках они потеряли свои жизни.
Частная инициатива и объединенные усилия
В 2012-м году и отремонтировать памятник, и построить к нему дорогу удалось благодаря неравнодушным людям.
Вот как аписывает это в своем материале журналист Николай Гайдук:
"Восстановление памятника стало возможным благодаря усилиям Алеся Раткевича, уроженца деревни Червяки (ныне Соколовка), который живет в Чисти, и Хотенчицкого сельисполкома.
...
- Мы с родственниками приехали вечером, - рассказывает с благодарностью дочь Фаины Анасович Татьяна, а тут Александр Александрович (Раткевич – ред.) вместе с помощниками под светом автомобильных фар устанавливает указательный стенд".
Волонтеры Вилейки, Молодечно, Чисти, Минска, Красного, Ильи проводили здесь воскресники. Предприятие "Забудова" бесплатно обеспечило их стройматериалами. Дело поддержало руководство райисполкома - благодаря его усилиям была построена дорога к мемориалу, установлен дорожный указатель (с помощью предпринимателя-волонтера), а в деревне Луковцы в память о трагедии появилась улица Любчанска-Борковская.
В 2020 году, не дожив до своего девяностолетия одного года, Фаина Сергеевна Анасович (Кучко) ушла виной мир со спокойной душой перед погибшими в страшном пламени своими родными и односельчанами.
